Тверская область в годы войны называлась Калининской, а центром ее был город Калинин. В годы Великой Отечественной войны этот регион перенес тяжкие испытания, связанные с оккупацией и длительным прифронтовым положением. Говорят, каждый пятый житель не дожил до дня Победы – некоторые тела до сих пор не найдены, и поиск ведется по сей день.
Те, кому посчастливилось выжить в ужасной войне, писали о своих мыслях так:
Гайда Лагздынь, которой было всего лишь 15 лет в день Победы: «С 37 года я проживаю в Калинине, то быть с семи лет, так что я практически тверская. Вся война прошла через меня. После переброски мы возвратились обратно на родину и не обнаружили ее. Житься негде, и холод ужасающий… Ненадолго нас подселили у медика, а затем дали комнатуху на улочке Новобежецкой (сейчас Шишкова). Нашим новым домиком принялась 8-метровая будка. Самолично для меня, тогда еще ребенка, война запечатлелась голодом. На всех у нас было лишь 300 грамм хлеба. С сожителями нас делила только обоина. Я лицезрела, как прокармливались и они — мама, девятилетний парнишка Игорь и двое годовалых сестрёнок Томка и Люська… Кормились чем придется… Порой Игорь, если свезет, застреливал ворон, их зажаривали, варили и подкармливали нас. Вспоминаю, какое это было несъедобное мясо. Горчайшее. А взрослые толковали, что это неизменно так, когда без соли. Но крошечная Томка, чудилось, этого даже не примечала. Даже косточки слизывала. Она действительно чрезвычайно слабенькой была. Всегда свернет ноги калачиком и раскачивается. Даже куда-то отползти не умела… Когда же ворон не было, то хлеб замачивали в воде, подкармливали этих детей и приговаривали — «Мясо, мясо». Зато нам сегодня ничего не страшно. С тех пор так и не могу ломтя хлеба выбросить… Мы знали, что война должна завершиться. Но все произошло абсолютно внезапно. Реакция была полоумной. Все верещали, шумели, носились, колотились друг другу в окна: «Победа, Победа, Победа!!!» После войны ощущение голода не пропадало ни один год. Спустя два года я поехала выучиваться в Ленинград, и когда желалось есть, бежала в Мариинский театр. Если бы я не стала писателем, то наверняка стала бы музыкантом. Во время войны зачастую я пробуждалась стылыми ночами, истощённая, замерзшая, а в голове раздавались симфонии».
Дина Макарова, которая была еще совсем ребенком в тот великий день, позднее вспоминала: «День Победы запомнился солнышком, оглушительной песней, майской листвой и неописуемой эйфорией».
— Сама я калининская. Тут народилась, тут же меня и мою семью настигла война. Бежали из города мы в суматохе. Мама с папой сумели лишь усадить меня и брата на велосипеды и увезти за город. Ужо через час папу наш патруль назад в город не запустил — пришли немцы. Больше мы ничего своего, ни свой дом не видели: непосредственное попадание истребило все. Хорошо, что фашистов вытурили довольно стремительно из города, ведь два месяца нам пришлось в лесу жить в избах. Вспоминаю крошечную керосинку и как мы ночевали на сундуке с картошкой. День Победы мы приветствовали уже в Калинине. Безвозмездно вместо порушенного дома нам подарили двушку, в прямоугольном доме на улице Ногина и бульваре Калинина. До сих пор вижу перед глазами картину — деревца, кустарники, много-столько листвы…. День был такой лучистый, ослепительный, окрест громыхала музыка, что меня не оставляло чувство неописуемого блаженства. По проспекту Калинина тогда-то все бежали и шагали торжественные процессии, а мы, ребятня, словно юные телята, носились вокруг родных. Воздух был проникнут отрадой и эйфорией. Но существовали и слезы… Практически накануне Дня Победы маминой сестре пришла телеграмма из Германии от подруг дочери, которая умерла еще в феврале 1945-ого под Кёнисбергом. В бандероли были поразительные вязаные платья, посеребрённые босоножки и лиловый атлас на одеяло. Тетя, утратившая единственную дочь, ничего себе не оставила. Все вещички раздала людям».
Тамара Козлова, также ребенок войны, писала: «День Победы я повстречала в Калинине, тогда-то мы проживали на проспекте Чайковского, в доме, где располагалось администрирование дорогой Москва-Ленинград. Именно посему там неизменно были постовые на первом этаже. 9 Мая в пятом часу утра в палисадник вылетела тетя Шура, работница администрирования, и стала верещать: «Люди, поднимайтесь! Окончилась война!» И тут, как по волшебству, все повскакали с кроватей, принялись обуваться, и затем выскочили во двор. До этого я и не ведала, что в нашем доме столько люду проживает! Все рыдали, целовались, обнимались… А примерно в 8.30 утра мы с бабушкой пошли на набережную, где уж начали сограждане собираться на демонстрацию. Так как она была спонтанной, то не было ни фотографий, ни плакатов… Сограждане, такая черно-серо-коричневая гурьба (потому что иной одежды не было и все пытались наряжаться не марко), просто продвигались в центр города. А затем была улица Советская, которая тогда предполагала собой лишь заборчики и кучи булыжников. Но я, как помню, глядела не на это. Я видела лишь ярко-жёлтые цветочки мать-и-мачехи, которые распустились по уголкам невероятно неопрятной, треснутой дороги и слушала духовой оркестр».
Виталию Черняеву 9 Мая 1945 было 15 лет и вот что вспомнил он: «Родился я в Кувшиново. Был 11-м, самым маленьким сынишкой в семье. Когда пришла война, я с мамой оказался один. Братья и сестра уехали на фронт, а отец в тот период был в Гулаге. Когда явилась сводка, что нацисты капитулировали и Победа за нами, мама начала реветь. Рыдала не за отца, рыдала за Победу. Я моментально после этой новости заспешил в центр городка. Вспоминаю, холодно было, сквозняк, и только триколор на райисполкоме колыхался. Люду на набережной столпилось невероятно много. Все верещали, шумели, красноармейцев на руках раскачивали! Что толковал тогда зампред исполкома, я не знаю… Да и многие, наверное, не слушали. Счастье было выше облаков… А, неописуемое блаженство, возникало даже от одной мыслишки: я недоедал, пережил ужас перед бомбардировкой, и сейчас этого не будет! Отродясь не будет! В городок возвратятся и победители, и арестованные. А следовательно, и мой отец… Затем, как полагается, мать накрыла стол, что уж сумела подсобрать — картошки да молока. Но вот водки не нашлось…».