Как запомнили конец войны знаковые представители прессы и высшего эшелона советской армии? В тот день многие из них были за пределами родной страны и встретили Победу вдали от дома. Они поделились своими воспоминаниями и мыслями.
Директор Всесоюзного радио Госкомитета СМ СССР Юрий Левитан, который на протяжении многих лет войны передавал сводки и экстренные сообщения народу, а также объявивший о ее завершении, вспоминал об окончании войны следующее: «В тот день позвали в Кремль и выдали документ с сообщением. Место, откуда можно было зачитать доклад, было совсем близко к Кремлю, возле здания ГУМа. Но дабы туда добраться, нужно было пройти сквозь всю Красную площадь. Люди заполонили ее всю. С милицией мы пробрались с трудом на 5 метров вперед, но дальше не получалось. Я закричал людям, что у нас дело невероятной важности, но они не слушали. Говорили, ждут, когда Левитан сообщение о победе прочитает, а затем – салют. Стойте, говорят, с нами, мол, тоже ждите и наблюдайте. Вот это советчики… Что же было делать? Мы порешали так: будем вещать прямиком из Кремля, с кремлевской радиостанции. Повернулись назад и побежали со всех ног туда, рассказали коменданту, а тот передал остальным пропустить нас, бегущих впопыхах в стенах Кремля. Добежали вовремя. Разорвали бумагу, достали текст и начали вещание».
В свою очередь, народный комиссар иностранных дел СССР, а впоследствии министр, В. М. Молотов, который прежде сообщил народу о начале войны и зачитал текст знаменитой речи, ныне известной каждому, запомнил конец войны так: «Находился в Сан-Франциско 9 мая, нужно было выйти в эфир на радио в День Победы. Они отмечают восьмого и мне предлагали выступать восьмого. Я сказал, никак нельзя. Неправильно это для нас. Мне кажется, Сталину боязно было, что обманут нас, надуют наши же союзники. Устроят какую-нибудь пакость, подлянку, так сказать, за спиной пойдут. Сталин осторожничал всегда. Дело в том, что они с немцами совещались с самого марта, а наших к разговору не допускали. Естественно, сильного доверия при таком раскладе ожидать не следует – до принятия финального решения. Мы стали ждать, и так было лучше и правильнее всего. Черчилль уже приказал Монтгомери изъять у немцев бронетехнику, обмундирование – мало ли против СССР понадобится воевать. Страшно им было, что мы направимся к их границам. Меня поздравляли 8 числа, но празднования как такового не было. Провели минуту молчания, как следует. Но чувства того нужного не было… Конечно, это наш общий с ними праздник, всех касается, но все-таки опасения по поводу друг друга никуда не спрятать было…»
Адмирал флота Н. Г. Кузнецов писал следующее: «Уже ночью 8 часа я получил звонок от А. Н. Поскребышева. Он не любитель поговорить, но тогда он рассказал мне, что мы победили Германию и выразил свои искренние поздравления. Я немедленно связался с военными советами флотов и всех поздравил. Нужно было тепло поддержать тех, кто во время войны активно сражался за победу».
Помимо В. М. Молотова и Н. Г. Кузнецова воспоминаниями поделился и генерал армии, советский военный деятель, начальник Генштаба ВС СССР Сергей Штеменко: «С 8 на 9 мая мы очень переживали о конечном исходе. Исполнят ли… требования капитуляции или воспримутся к ним так же, как относились в былом к остальным своим межправительственным соглашениям? К утру эти сомнения принялись испаряться: в Штаб стали распределяться рапорты о том, что германские командования массово слагают оружие и сдаются в плен».
Великий маршал К. К. Рокоссовский вспоминал о конце войны так: «9 мая был написан договор о полнейшей, беспрекословной капитуляции немецко-фашистских военных мощей. Не охарактеризовать оптимизма бойцов. Не замолкает пальба. Пуляют из всех видов вооружения и наши, и соратники. Отстреливаются в воздух, выплёскивая свою отраду. Ночью подъезжаем в город, здесь разместился наш генштаб. И неожиданно улочки осветились ослепительным светом. Зажглись светильники и оконца домиков. Это было так неожиданно, что я опешил. Не моментально явилось в восприятие, что это же — финал помрачению. Кончена война! И только потом я прикинул значение разноголосой трескотни залпов. Пора положить финал этому хаотическому фейерверку. Отдаю приказание остановить стрельбу».
Военный корреспондент «Правды», наиболее влиятельного издания СССР, основанного В. И. Лениным, Александр Устинов: «В полночь на 9 мая 1945 г. в Москве было не до сна. Сограждане выходили из домов… воодушевлённо праздновали друг с другом в честь с вожделенной победы. Возникли знамёна. Люду делалось всё больше и больше, и все зашагали на Красную площадь. Продолжилась неорганизованная демонстрация. Весёлые лица, баллады, танцы под гармошку».
А. Гуторович, корреспондент журнала «Огонек», выпустил в печать статью «Падение Рейхстага»: «Уже восемь деньков я проживаю в рейхстаге. Стекла моей спальни выходят на площадь. И вот вам она с сущности 2 мая 1945 года. Сквера Тиргартен нету, если не счесть жалких пней и обгоревших стволов деревцев. На металлическом столбе лоскуты ярко-зелёного немецкого кителя. Вся улица перепахана канонирами, ямами, дырами от фугасок, забросана мертвыми деревьями и чрезвычайно напоминает печной амбар. Оставленные зенитки, выкрашенные, как антилопы, обступают улицу. Было бы страшно, если бы на их комлях не стояла утихомиривающая триасовая табличка: «Учтено. Зорин». Столько разбитых фур. Трупы с рыженькими копнами локонов, расплющенные на пашне бронетранспортёрами, бетон, мешалки, дрезина, кульки с щебнем — симптомы несвоевременных усердий защитить рейхстаг. Война кончена. Как все-таки отлична весна! Соловьи возвратились в мертвый сквер Тиргартен и по утречкам распевают, как у нас в Курске или на Украине. Вот и в Берлин явилась миролюбивая тишь. Сейчас в рейхстаге первый спектакль. Ради такого момента Федор Матвеевич Зинченко, комендант рейхстага, нацепил все свои пять орденов. Тэц у него своя, табуретов в рейхстаге для слушателей достаточно, попотчевать визитёров есть чем, так что спектакль нужен быть успешным. Явится на спектакль и майор Соколовский, хоть с перевязью на голове, но явится: желает проведать соотечественников, отпустить душеньку за миролюбивым разговором».