Многие из очевидцев великого дня Победы не только поделились воспоминаниями в дневниках и мемуарах, но также выпустили целые книги об этом замечательном событии в истории человечества. Каждый из них прошел через многое, но всех их объединяло одно – радость великой Победы.
Петер Гостони в произведении «Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев» поделился: «Московский корреспондент нью-йоркской газеты «Таймс», прибывший 3 мая в Берлин, сообщал: «В ослепляющих бликах фонарей в прошествие всей полночи и до самого утречка шеренги немецких раненых брели из эпицентра захваченного Берлина в отряды для пленных на околицах городишка. Число бойцов, которые накануне во второй части дня по указу полковника кавалерии Вейдлинга остановили пальбу, из-за пережитых во время артналётов и бомбёжек мучиц осуществляло ощущение ошалелых. Взъерошенные, заросшие небритостью и немытые, они выходили с белоснежными перевязями на обшлаге из погребов, подземелий, подвальных остановок метро, выбирались из водопроводных люков и развалин домишек. Некоторые расшвыривали свое ружьё с озлобленным, кровожадным выражением лица на твердь. Остальные вели себя достаточно покорно и раскладывали свое оружие в груды, как им было приказано. Многие визгливо смеялись и вряд не могли приостановиться, когда брели в шеренге по набережным сокрушённого городка. Русским пришлось вложить много стараний, чтобы обнаружиться достойнейшими этого исторического периода. Моментально кидалась в глаза разность между поверженным противником и холеными триумфаторами в глянце воинских орденов и наград, в выглаженной униформе и начищенных высоченных сапогах».
Своими чувствами и мыслями об этом дне также поделилась Л. С. Суркова в книге «Жизнь советского обывателя, описанная им самим»: «Восьмого мая торговка оприходовала ржаные квитанции одним белым батоном. Разъясняет, что слушала – победа пришла. Связист Георгий различил британское донесение – мол бы фашисты сдались.
Мы сомневаемся.
В этот денёк нас отвели туда в общежитие – уже тепло, цветут яблоньки. С новыми приятельницами, сёстрами в телогрейках, Витей и Асей, дочерьми сгинувшего без вести полковника, приобрели спальню, в которой студенты согревались, выжигая на булыжниках тетрадки. Подволок почернел от гари.
Отрыли в погребе штукатурку. Приколачиваю к дубине свою стенную мочалку, она же щётка, она же сейчас кисточка. Окончили штукатурить в четверти третьего ночи. А в два часа – лязг в дверцу, словно цунами.
– Поднимайтесь, война завершилась!
Все дверцы нараспашку, в холле гурьба. Заведен проигрыватель. Потухает луч, врубаем через батарею. Проигрыватель играет менуэту, все отплясывают, запевают, тискаются-лобызаются, глядят в глаза друг другу – неужто досидели?
Утром Лиля, Нюра, Исаак Каганов намереваются на Красную площадь. У меня на одиннадцатое талончик в Большой, на «Князя Игоря», Паша приобрела. Необходимо выскочить раньше, а то не протолкнёшься.
В пресамом образе, гурьба сочится по набережной, как ручей. В неё погружаются родники из проулков. Все жаждут в эпицентр. Куда-либо же силятся пробраться камазы с бойцами. Бойцы наклоняются, расцеловывают тех, до кого есть силы дотронуться. В прицеп кидают упаковки Беломора, суют полторашки.
Изложить, что существовало на Театральной площади, не в моих мощах. Такого не имелось и не будет. Всё, что скапливалось четыре года – мучицы, мечты, отчаяния, утраты – неделимым духом выскочило наизнанку, обхватило всех, тысячекратно усиленное. Показывается нереальным, но все друг друга знали, побратались до родственности.
Многие всхлипывали – утратили родных, близких. Их увещеватели тоже ревели. Утраты были у всех. В нашей семье сгинул без вести двоюродный брат. Семьи маминой племянницы, тёти Розы с мужем, дяди Якова с женой задержались в безликих, неизведанных гробницах.
Спрашивали бойцов, где сражались, не заставали ли моего отца, сына, брата? Доставали из кармана бутылки, рюмки, сандвичи, потчевали приятелей.
Приехал Утёсов со своим автобусом, ему рукоплескали. Из-за гомона ничего не слышимо, он отправился на Красную площадь.
Гурьба торжествовала и всхлипывала.
Где-то сейчас Валя, посиживает, нешто, в части…
К семи часам я прошмыгнула в оперу. Паша уже усаживалась на местечке. Из оркестровой ямы прогремели гимны – советский, американский, английский. Звонок – ансамбль поиграл прелюдию. Слушатели вопят, размахивают ручищами: – Затем прелюдию! Передавайте доклад Сталина!
Портье отбивается – передача только на площади. Холл частично опустел. Приятельница возвратилась в одном сандалии. Оперетту выполнили, как нигде, с огромным упоением.
На улице задержались сигаретные упаковки, картонные стаканы, обуви и фуражки. Обратно меня довозили красноармейцы.
Приоткрываю створку, следом – Валя! На верстаке – шикарная крона цветущей яблони. Он прибыл без отпускной, залазил в окошко, на второй пролёт!
Будущее неопределённо. После конца вуза нет ни проживания, ни непрерывной регистрации. Непонятно, когда Валю комиссуют. Но это вспомнится потом. Сегодня – блаженство, война завершилась!
Его комиссовали после моей защиты. Узнали, откуда уехал в армию. Он окрестил номер общежития, комнату. И приобрёл в свежем паспорте непрерывную московскую регистрацию! Неподалёку с офицерской частью, в лесотехникуме, Вале посулили работу и спальню. Но выскочил приказ, что незарегистрированные союзы не дают никаких прав. Пришлось бежать в ЗАГС. Где очерёдность непосильная – пришли даже пары, пережившие вместе по 20 лет. Сейчас я могу прописаться на Правде. А пока Валя на работе не окреп, он отсыпается в общежитии, на двух прикроватных табуретах, отказавшись от госпиталя».
В свою очередь, книга Натальи Мальгиной «Война глазами солдата, как я ее вижу», написанная на основе рукописной книги Лазаря Евсеевича Рубинчика «Воспоминания и раздумья красноармейца об конкретных происшествиях Отечественной войны 1941–1945 годов», пересказывает нам о очередных происшествиях: «Наш взвод внедряется на запад. 7 мая 1945 года размещаемся в березняке возле атолла Узедом. Все тихо. Пальбы меньше, становится тихо. Тотчас же начали шурудить по домикам в поисках съедобного. С одним из солдат нашей роты заходим в крошечной бревенчатый сарайчик. Нас безмолвно и недоверчиво приветствуют старик и несколько девушек. Мы помним, куда нужно брести, и моментально приоткрываем дверцу в подсобку, где традиционно сохраняются ветчины, вино, временами мед. И внезапно слушаем удивительный в данной обстановке вопль старичка: «Комендант, комендант!» Дедка вопит и старается не запустить нас в подсобку, к еде. Вот дядя, идет война, и у нас в ладонях дробовики. Но в это время заскакивает комендант (по-видимому, он услышал вопли старика) и толкует нам: «Ребята, не забирайте тут ничего, бегите в местонахождение своего взвода, война завершилась!» Мы пригубили с комендантом шнапс и унеслись в свою роту. Тут уже ведали все, что война завершена.
Дело было днём 8 мая 1945 года. Победа! Войне конец! Все мы были радостны. Не столковавшись, стали стрелять прямо в воздух, а затем откидывать ружья, припасы, обмундирование в большую воду. Кидали дробовики, огнеметы, даже пулеметы. Знали мы и никто бы нас не переубедил — эта война последняя на нашей планете, никогда больше воевать никто не станет».